СТИХИ РИММЫ КАЗАКОВОЙ О ЛЮБВИ

Формаслов: журнал о культуре

Стихи Риммы Казаковой о любви — это всегда автобиография, предельная откровенность с читателем, честность и открытость.

 Римма Фёдоровна Казакова (27 января 1932 года, Севастополь — 19 мая 2008 года, Юдино) — советская и российская поэтесса, переводчица, автор многих популярных песен советского периода и 90-х годов.

В отличие от своих именитых собратьев по перу, Римма писала понятно и доступно для каждого человека, независимо от возраста и статуса — ее стихи не отличались вычурностью и яркостью, нарочитой сложностью образов, но иной раз достаточно было одного штриха или детали, чтобы чувствам поэтессы можно было с лёгкостью поверить и принять в себя её жизненную правду:

Безответная любовь, тихий звон зари,
Настоящею ценой всё оплачено.
Ты себя не береги, ты себя дари,
Так навек тебе судьбой предназначено.
Безответная любовь, безнадёжная,
Как лесная глухомань бездорожная.
Безнадежная любовь, безответная,
А была б она твоя беззаветная.
Безнадёжная любовь — небо на плечах,
Ты зачем в полон взяла, чем в ответ воздашь?
Я не знаю почему в сердце свет и страх,
И зачем летит стрела, золотой мираж.
Безответная любовь, безнадёжная,
А была б она твоя беззаветная.

Римма Казакова и Георгий Радов // Формаслов

Одна из самых ярких поэтесс-шестидесятниц запомнилась своему читателю по четырём ключевым ипостасям: женщина-жена, женщина-мать, женщина-гражданин (патриот своей Родины), женщина-поэт. Личная жизнь Риммы Фёдоровны складывалась непросто, иногда драматично. Ещё на Дальнем Востоке, с которым были связаны годы личностного и профессионального становления поэтессы, юная Римма впервые столкнулась с печальным опытом настоящей взрослой любви и поняла простую истину  любящей, да и ещё и творческой женщине трудно найди друга и партнра, соответствующего ей по уровню духового развития и жизненных запросов. Затем было сильное увлечение Даниилом Граниным и, наконец, относительно счастливые годы семейной жизни с писателем Георгием Георгиевичем Радовым:

Я полюбила быт за то,
что он наш общий быт,
что у меня твое пальто
на вешалке висит.

За тесноту, за тарарам,
где все же мы в тепле,
за то, что кофе по утрам
варю лишь я тебе.

За то, что хлеб или цветы, —
привыкла я с трудом! —
приносишь вечером и ты,
как птица в клюве, в дом.

Пускай нас заедает быт,
пускай сожрет нас, пусть, —
тот, где в твоих ладонях спит
мой очумелый пульс.

Тот, где до нас нет дела всем,
где нет особых вех,
где по-московски ровно в сем.
он будит нас для всех.

К сожалению, неизбежное преодоление быта и разность характеров и даже понимания самого чувства любви привели, в конечном итоге, к разрыву отношений. Однако за годы семейной жизни Римма Фёдоровна успела многое: родить и воспитать сына, окончить Высшие литературные курсы, написать много стихов и подготовить к изданию новую книгу. Ну и, конечно, остался опыт любовного чувства — длительного, серьёзного, хоть и с привкусом горчинки. И понимание очевидной и непреодолимой разности двух миров — мужского и женского:

Быть женщиной — что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чем не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство — врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит — как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже — там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.

Римма Казакова в молодости // Формаслов

Во многом под влиянием личного, пережитого Казакова формируется как поэт-лирик. Многие её стихи посвящены теме любви  сложной, порой безответной, требующей колоссальных духовных сил и неизбежной борьбы за своё счастье. Вторым супругом Риммы Фёдоровны был врач-стоматолог Валерий Игоревич Заев. Он был превосходным специалистом в своей области, но, увы, так и не смог стать неизменным спутником жизни для женщины, смотрящей на мир под особым, творческим углом зрения. В итоге вся жизнь Казаковой превратилась в вечное ожидание любви и чуда  даже после всех разлук и разочарований:

Жила девчонка. И любви ждала.
Не это ли и значит, что — жила?
Она ждала любви, ломала пальцы,
она читала в книжках про любовь,
про то, как любят страстные испанцы,
про то, что это — щит, опора, панцирь,
безумный миг, восстание рабов!
Но вот пришел он, тот, кого ждала.
Сначала закусила удила.
Потом пошла — и было больно, свято.
Но то, что свято, почему-то смято.
О, книжный червь, чтоб не сойти с ума,
сожри все эти лживые тома!

Жила на свете женщина одна.
Она любила, сидя у окна,
забыв, что муж пьянчужка и зануда,
листать страницы, ожидая чуда.
Но вот он, чудотворец, тут как тут.
Он знает хорошо, чего здесь ждут.
Хотите чуда? Вот вам два мазка:
духи «Москва» и ресторан «Москва»…
А на ресницах черная слеза.
Подешевели что-то чудеса!

Живет, весьма не юная уже,
старушка на девятом этаже.
Она качает внука и в больницу
все ходит, навещает старика.
И за здоровье старика боится.
А уж могуч-то был! До сорока.
Старик был добр? Любил ее? Ну да.
Довольна внуком, и детьми, и домом.
Но отчего, склонясь над книжным томом,
вздыхает, что уже не молода…
Прошло? Ушло? Да было ль вообще?!
Вотще!

Скажи, любовь, так где же ты, бродяжка?
Одна, а предназначена двоим…
Тебе морочить голову не тяжко
нам, детям неприкаянным твоим?
А может, нет тебя, и ни к чему
все эти перебранки, пересуды
и этот колокольный звон посуды,
вся эта блажь — ни сердцу, ни уму?!

Но в переулке девочка живет.
Она живет, не просто хлеб жует.
По вечерам, когда ей темнота
мохнатую кладет на плечи лапу,
она садится и включает лампу.
Она великим делом занята,
она читает в книгах про любовь
и ждет любви, как обещает книга:
великого, ликующего мига,
который — как восстание рабов…
Где ты, любовь?

Римма Казакова и Егор Радов // Формаслов

28 февраля 1962 года в жизни поэтессы случилось одно из самых важных событий  родился сын Егор. С этого момента любовь к нему становится путеводной звездой Риммы, одним из главных источников вдохновения. Если тема любви к мужчине в творчестве Казаковой отличается по-ахматовски драматичным звучанием, осознанием несовместимости двух совершенно разных миров, то любовь материнская становится своего рода отдушиной, абсолютной величиной и высшей ценностью. Сама поэтесса признавалась, что с рождением сына стала добрее, спокойнее:

Родился сын, пылиночка,
Лобастенький, горластенький.
Горит его пеленочка —
Видна во всех галактиках!

Со мной как рыбка в неводе,
И словно надо мною
Лежит губами в небо —

Дитё моё земное.

Не надо славы, почестей, —
Ах, просто б жизнь текла.
Сынок февральской почечкой
Ждет моего тепла.

Теперь земля и воздух,
Глубь вод и жар огня
И все на свете звезды
Зависят от меня.

Увы, материнство тоже стало для Казаковой жизненным испытанием. «Сын-былиночка» оказался «сложным ребёнком» и при этом заложником вредных привычек, включающих алкоголь и даже наркотики. Егор перенял от матери её литературный дар  он стал довольно известным писателем. Вероятно, он добился бы ещё больших успехов в области литературы, если бы не ранняя смерть.

Однако во всём, включая проблемы личного характера, Римма Фёдоровна оставалась настоящим стоиком. Она была убеждена, что все испытания ниспосланы сверху не просто так  во всём есть высшая воля и высший смысл. И только в страданиях душа человека становится лучше и чище:

В какой-то миг неуловимый,
неумолимый на года,
я поняла, что нелюбимой
уже не буду никогда.

Что были плети, были сети
не красных дат календаря,
но доброта не зря на свете
и сострадание не зря.

И жизнь — не выставка, не сцена,
не бесполезность щедрых трат,
и если что и впрямь бесценно —
сердца, которые болят.

Простые и важные истины, понятные людям — вот что являлось главной темой классически строгой, по-человечески честной лирики Казаковой. Она писала только о том, во что верила сама, и часто в её поэтических интонациях слышались отзвуки голосов великих предшественников — Пушкина, Тютчева, Цветаевой. Так, одно из её стихотворений — жемчужина русской поэзии — стало женским вариантом прочтения столь популярной у Тютчева и не только темы поздней, последней любви:

Моя последняя любовь,
Заплаканная, нервная,
Моя последняя любовь,
ты — первая!

Над пустотою прежних дней
и над ночами жуткими —
Звездой единственной моей
над джунглями.

Ты навсегда и никогда
Соединившая загадкою,
Гори, гори, моя звезда! —
рассветная,
закатная.

Моя последняя любовь,
И светлая, и черная,
Проигранный последний бой,
Надежда обреченная.

Моя последняя любовь,
Ты — первая!

Ну а потом, что там ни будь, —
Не убыло, не прибыло
И вечно освещает путь:
Была, на долю выпала.

Потребность в любви, нежелание отпускать даже её призрачную мечту у Казаковой была всегда. Она, в жизни так и недолюбившая, не в полной мере реализовавшая себя в семье, пыталась силой своего поэтического воображения создать образ идеального возлюбленного — тонкого, чувственного, внимательного, отвечающего всем запросам ее поэтической, весьма требовательной натуры. И пусть идеалы существуют только во сне или воображении  они всё равно необходимы.

Приснись мне сегодня, пожалуйста,
Я так по тебе скучаю.
Только приснись не из жалости,
А так, случайно.
Приснись мне родным и внимательным,
Каким наяву не бываешь,
И любящим обязательно,
Хотя бы во сне, понимаешь?

Приснись мне, а то я уже забываю,
Что надо любить тебя и беречь,
Приснись, не сердись! Я ведь тоже живая…
Приснись, прикоснись, можешь рядом прилечь…
Приснись мне усталым, покорным, тяжелым,
Приснись, как горячечным грезится лед…
Как снятся мужья своим брошенным женам,
Как матери — сын, а ребенку — полет.
И вот я ложусь, Опускаю ресницы,
Считаю до сотни — и падаю вниз…
Скажи, почему ты не хочешь присниться?
А может, я сны забываю… Приснись…

Справляться с жизненными трудностями Казаковой помогала поэзия и активная общественная деятельность. Редко кто из поэтов в наши дни может похвастаться теми заслугами, которые числились за Риммой Фёдоровной. Она была поистине человеком государственного мышления. Работала секретарём правления Союза писателей — стала первой и последней женщиной на этом посту, неизменно возглавляла писательские делегации в поездках по разным уголками земного шара. В общей сложности Казакова объездила более чем восемьдесят стран, в течение всей жизни поддерживала талантливых детей и молодёжь, вела поэтические семинары в Переделкине, была неоднократным членом жюри многих поэтических конкурсов. Но при этом власти так и не сочли возможным дать поэтессе Государственную премию — достойную её награду…

Однако награда всё же была — само осознание безраздельного служения Родине, которой Казакова всегда была предана без остатка. Сейчас эти слова могут показаться шаблоном, банальностью. А разве не банально прожить свою жизнь заложником обыденного, серого, заурядного существования в окружении не менее заурядных людей? Казакова могла воспевать быт, но никогда обыденность. Её любовь к России была чёткой гражданской позицией:

Любить Россию нелегко,
она — в ухабах и траншеях
и в запахах боев прошедших,
как там война ни далеко.

Но, хоть воздастся, может быть,
любовью за любовь едва ли,
безмерная, как эти дали,
не устает душа любить.

Страна, как истина, одна, 
она не станет посторонней,
и благостней, и проторенней,
тебе дорога не нужна.

И затеряться страха нет,
как незаметная песчинка,
в глубинке города, починка,
села, разъезда, верст и лет.

Отчизны мед и молоко
любую горечь пересилят.
И сладостно — любить Россию,
хотя любить и нелегко.

Римма Казакова в Политехническом // Формаслов

В области литературной, творческой карьеры у Риммы Фёдоровны тоже всё было далеко не однозначно. С одной стороны, ей посчастливилось жить и творить в одну из самых поэтических эпох — в эпоху шестидесятых, когда в моде были вечера в Политехническом, когда поэты могли собирать залы и даже стадионы. Но в то же время Римма, по словам Евтушенко, «никогда не была звездой первой величины », уступая в технике, яркой образности, новаторстве своим именитым собратьям — Белле Ахмадулиной, Андрею Вознесенскому и т.д. У самой Казаковой до конца дней оставалось ощущение своей неполной признанности обществом как поэта. Однако поэзия всегда жила в ней, осознаваясь как «тяжёлый труд и воловий пот» и в то же время как полёт души:

Предчувствую полет
и жизнь свою в высотах,
как, может быть, пилот,
которому под сорок,
который — не босяк,
что носится с кокардой,
который в небесах,
как говорится,— кадры.
Предчувствую полет —
в предчувствии все дело.
Оно во мне поет,
пока не полетела.
Не веря чудесам,
но веря в веру, в чудо,
швыряю чемодан —
наземная покуда.
Рули, пилот, рули!
Наушники воркуют.
Везде —
вблизи,
вдали —
живут, поют, рискуют…

Прожив долгую и творчески насыщенную жизнь, Римма Фёдоровна Казакова умерла 19 мая 2008 года в возрасте 76 лет в санатории села Юдино. Причиной смерти считают острую сердечную недостаточность. Похоронена 22 мая 2008 года на Ваганьковском кладбище в Москве.

Могилы Риммы Казаковой и Егора Радова // Формаслов

Незадолго до своей смерти поэтесса планировала осуществить ещё целый ряд проектов  в том числе, она намеревалась выпустить целую серию книг молодых талантливых поэтов под эгидой знаменитой литературной премии «Эврика». Это проект был прерван, по сути, так и не начавшись. Скорее всего, так обстояло дело и со многими другими начинаниями Казаковой, совпавшими с последними днями её жизни.

Будет дальняя дорога,
то в рассвет, а то в закат.
Будет давняя тревога —
и по картам, и без карт.

Юность, парусник счастливый,
не простившись до конца,
то в приливы, то в отливы
тянет зрелые сердца.

Нет, не строки — дарованье
и природы, и судьбы, —
этих смут очарованье,опьянение борьбы.

Не оплатишь это небо,
где — с орлами в унисон —
чувствуешь, как грозно, нервно
пахнет порохом озон…

До сих пор жизнь и творчество поэтессы активно привлекает литературоведов и биографов. О Козаковой пишут статьи, монографии, исследовательские работы. В 2018 году в издательстве Academia вышла книга «Труды и дни Риммы Казаковой: “Отечество, работа и любовь”…», авторами которой являются Таисия Вечерина и Лола Звонарёва. Книга, написанная подругами и единомышленницами Риммы Фёдоровны, привлекает своей искренностью и глубиной.

Также можно с уверенностью сказать, что поэзия Казаковой будет жить благодаря тому, что многие её стихи переложены на музыку и стали хитами российской эстрады. Многим хорошо известна песня «Звёздный мост» из кинофильма «31 июня». Но не все знают, что текст к ней написан Риммой Казаковой в соавторстве с Леонидом Дербенёвым:

Как странно светятся, сегодня светятся
Hевероятные глаза твои,
А ковш Медведицы, Большой Медведицы,
Как знак загадочный, плывёт вдали…

Плывут небесные, огни небесные
Hеобозримою дорогой звезд.
Они над бездною, над чёрной бездною
Для нас с тобой в ночи, как звёздный мост.

Как странно светятся, сегодня светятся
Hевероятные глаза твои,
А ковш Медведицы, Большой Медведицы,
Как знак загадочный, плывёт вдали…

Плывут небесные, огни небесные
Hеобозримою дорогой звезд.
Они над бездною, над чёрной бездною
Для нас с тобой в ночи, как звёздный мост.

Елена Севрюгина

Читать в журнале "Формаслов"

 

 

Комментариев нет:

Отправить комментарий