Бешеный темп
современной жизни диктует свои правила, которые порой могут быть слишком
жестокими. Часто мы забываем позвонить родителям, аргументируя это тем,
что у нас много работы, или насыщенной семейной жизнью, в которой все
время уделяется маленьким детям. Однако прочные родственные связи —
это то, что может сделать человека сильнее, увереннее в себе
и подарить ему надежду на лучшее. В этом уверена писательница Людмила Климова, которой принадлежит трогательный
рассказ «Доченька».
Мы в AdMe.ru читали
этот рассказ со слезами на глазах, думая о том, что эта история
могла произойти с каждым из нас, а мы могли даже вовсе
этого и не заметить.
Матери
своей — Шуры — Наташа стала стесняться лет в тринадцать. Как раз ее начали
интересовать всякие «взрослые» женские штучки. Тут-то она и заметила, что
ее мать не как другие женщины их довольно крупного поселка.
Шуру
не интересовали ни модные шмотки, ни косметика. Маникюра она
отродясь не делала. Да и речь у матери была простоватая,
«колхозная», как говорила Наташа. А профессия так и вообще полный
позор — птичница. Образованности ей тоже явно не хватало.
Прочно
засела с той поры в Наташиной голове мысль, желание стать городской,
вырасти поскорее и до капли высосать из себя поселковое детство,
освободиться от него. Росла она девочкой умной, хорошо училась. Тут явно
повлияли неизвестные отцовские гены. Как-то Наташа спросила у матери про
отца.
— А бог
его знает, где он, — просто ответила Шура, и Наташа больше
не интересовалась.
Через
несколько лет уехала в город, поступила в техникум.
И ни разу — ни разу! — за все время учебы
к матери не приезжала. Даже летом. Так и жила в общаге.
А Шура регулярно моталась к своей Наталочке с полными сумками
картошки и солений. Ужасно стесняясь материных нелепых беретов и дурацких
вязаных кофт, Наташа никогда подолгу не позволяла Шуре находиться
в их с девчонками-однокурсницами комнате.
— Мам,
ну чего там сидеть? Идем во двор на скамейку.
Простая
и наивная Шура о дочериных терзаниях не подозревала. Как любила
ее всем своим добрым материнским сердцем, так и продолжала любить.
А ведь молодая еще была Шура-то. Двадцать лет ей всего исполнилось,
когда Наталочка на свет появилась.
Наташино
нежелание приезжать даже на каникулы в родной поселок принесло,
однако, свои плоды — обзавелась девушка самым настоящим, всамделишным
женихом Сергеем. Шуру на свадьбу не позвали. Очень уж Наташа
боялась, что та оплошает и опозорит ее.
Да и не делали шикарной свадьбы. Матери она позвонила
за день до росписи в ЗАГСе и поставила перед фактом.
— Доченька!
Да как же это?
— Что
«это», мам? Ничего особенного, студенческая свадьба. А ты к нам
через недельку приезжай знакомиться.
Знакомства
этого Наташа ждала в муках. Новообретенная свекровь сразу стала
ее кумиром. В мыслях она уже мысленно компенсировала недостатки
матери свекровиными «заслугами». А ими были (ни много ни мало)
постоянная укладка, макияж-маникюр, модная одежда и масса бижутерии.
Мечтала Наташа, что станут со свекровью подругами, и не замечала
ни ее эгоистичности, ни недалекости. В семейную жизнь сына
та не лезла. Казалось, сбыла с рук — и хорошо.
Жилищный вопрос молодых решили так: Сережина бабушка по отцу переехала
к сыну с невесткой в бывшую Сережину комнату, а новобрачные
стали жить в ее квартире.
Шура должна
была приехать на электричке. Когда Наташа вместе с мужем вышла
на перрон и увидела стоящую там мать, то чуть
не содрогнулась от ужаса. С огромным рюкзаком за спиной
и двумя баулами в руках, в ярком берете, защитного цвета
ветровке и резиновых сапогах, Шура беспомощно озиралась, ища глазами
опаздывающую дочь.
— Мама,
ну вот и мы! Знакомься, это мой муж Сережа.
— Здравствуй...те,
Сережа, — робко произнесла Шура.
— Рад
познакомиться, Александра Борисовна, — весело ответил Сергей, забирая
у тещи и баулы, и рюкзак. — Ого, и чего это
вы туда наложили?
— Так
как же?! Картошечки, думаю, вам, огурчиков...
— Картошечка —
это хорошо! — снова весело сказал Сергей и бодро зашагал вперед.
— Не могла
поприличнее одеться, в город все-таки приехала, — зашипела Наташа
на мать.
— Доченька,
так кто ж на меня смотрит?
Наташа
закатила глаза. Дома она выставила на стол тарелку
с мини-бутербродами, нарезанный кружочками апельсин и тонкие ломтики
сыра. Шура недоуменно смотрела на все это.
— Доченька,
а хлеб-то чего такой маленький?
— Мама!
Это называется ка-на-пе-е!
Шура, вконец
растерявшаяся от строгости дочери, промямлила:
— Так,
может, это... картошечки пожарить?
Сергей,
до того с тоской взиравший на Наташины кулинарные изыски, вдруг
оживился:
— А давайте,
Александра Борисовна! — и сурово посмотрел на жену.
— А вот
тут у меня еще капусточка вам, — Шура вытащила из рюкзака
трехлитровку с квашеной капустой.
Сергей
аж застонал от удовольствия. Приободренная поддержкой зятя, Шура
принялась освобождать свои огромные сумки от даров, сопровождая каждый
пояснением:
— Грибочки
вот, сама солила. А это маринованные. Грузди. Вареньице клубничное.
А это брусничка моченая. Помидорчики. Еще моей бабки рецепт. Ты их,
Сережа, под водочку. Икра кабачковая. Огурчики. Завсегда у меня хрустящие
получаются.
За минуту
стол был уставлен банками разных калибров, победно потеснивших Наташины
тарелочки к самому краю так, что они рисковали упасть.
Сергей бурно
выражал восторг.
— Лучший
подарок на свадьбу! Мои-то никогда этим не занимались. Вот это теща
у меня мировая! Наташка,
ну ты чего куксишься?
Наташе
оставалось две недели до родов, когда неожиданно на пороге
их квартиры возникла Шура. Как всегда, нагруженная гостинцами.
— Мам,
ты чего это? Без предупреждения.
— В отпуске я,
доченька. Приехала вот проведать, помочь тебе. А чего предупреждать-то?
На следующий
день Сергей вернулся с работы и заявил:
— Наташка,
меня неожиданно в командировку отправили, так что хорошо, что с тобой
мама.
— Как
в командировку? Надолго?
— Сразу
после выходных вернусь.
— Ну так
что со мной может случиться? Рожать-то через две недели.
— Ну мало ли.
На всякий случай. Александра Борисовна, вы ведь останетесь?
И, чмокнув
жену в кончик носа, Сергей начал собираться. На самом деле
ни в какую командировку ему было не надо. Просто за долгие
месяцы Наташиной беременности он устал от ее капризов, частого
недовольства и смены настроения и потому с легким сердцем уезжал
на выходные к другу, жившему за городом у озера, отдохнуть
от общества жены и порыбачить.
Утром
у Наташи начало тянуть живот. Она не обращала внимания,
но к вечеру боль стала очень сильной.
«Рано ведь
еще, — думала Наташа. — Свекрови позвонить?»
Сказать бы
матери, да что ее глупая мать сделает. Только закудахтает, как
курица, за которыми она ухаживает на работе. Шура в этот момент
ушла помыться в ванную. Наташа набрала номер Сережиных родителей.
— Милочка,
так это тебе не мне нужно звонить, а в скорую, — заявила
своим высоким голосом свекровь, услышав от Наташи, что она «кажется,
рожает». — А что, Сережи рядом нет?
— Не-е-ет,
он в командировке.
— Странно,
мог бы отказаться в таком случае. Я-то тебе чем могу помочь?
От неожиданного
пренебрежения свекрови Наташе стало еще больнее.
Шура
выключила воду и услышала слабые вскрики дочери. Выскочила, обмотанная
полотенцем, и обнаружила дочь сидящей на полу и прислонившейся
спиной к дивану. Та корчилась от боли.
— Доченька!
Неужто началось? Сейчас я в скорую позвоню!
Шура вмиг
стала какой-то собранно-деловитой. Позвонила в скорую, четко указав все
данные.
— Доченька,
сумка-то у тебя собрана?
Наташа
помотала головой, растягивая от боли рот, не в силах произнести
ни слова. Шура собрала все необходимое в роддом.
— Держись,
доченька, держись, ничего оно, ничего, — приговаривала Шура, поглаживая
Наташу по спине и плечам до самого приезда скорой.
В роддоме
Наташу быстро осмотрели и увезли. Шура услышала брошенное врачами
«ягодичное предлежание». Что это такое, Шура знала. Сама так свою Наталочку
рожала. Ох и намучилась тогда.
— Женщина,
нельзя тут сидеть. Езжайте домой.
— Как же
я поеду?! Дочь ведь моя...
— Нельзя,
нельзя, женщина. Не положено.
Но упрямая
Шура осталась на скамеечке в «предбаннике», где слегка прикорнула.
Сердобольная медсестра только покачала головой и накрыла Шуру стареньким
шерстяным одеялом.
Утром
ее растолкали в плечо.
— Родила.
Слышите? Родила ваша дочь. Мальчик. Три пятьсот. Все в порядке. Отдыхает
она.Идите домой. Передачки по вечерам можно приносить.
По лицу
заспанной Шуры растеклась счастливая улыбка. Она съездила на квартиру
к Наташе, умылась, позавтракала, потом пробежалась по магазинам
и уже к обеду наматывала круги вокруг роддома. Наконец услышала
родной голос:
— Мама!
— Доченька!
Кинулась
на голос к окну, за которым стояла ее Наталочка, бледная
и улыбающаяся. Здание роддома было стареньким, окна на первом этаже
низкие, так что можно было спокойно заглянуть в палату.
— Ну как,
доченька? Все хорошо? Я вот тут тебе принесла... — Шура перекинула
через подоконник пакет.
— Мама,
куда так много?! Ну ты чего?
— Кушай,
доченька, кушай. Тебе сейчас нужно. Ну как, видела?
— Видела!
Ма-а-аленький, — Наташа от умиления уронила слезинку, а Шура
в ответ — целый водопад.
— Мама,
ну ты чего?!
— Ничего,
доченька, это я от счастья. Доченька, — сказала Шура после
паузы, — ты уж меня прости, что я про отца-то твоего... Тут
он живет. В городе. Только семья у него. Карточку твою
я ему показывала. Училась ты тогда. Пятнадцать тебе было. Только
он сказал: «А чего я ей скажу?»
— Да зачем
он нам, мама? Нам и вдвоем хорошо, правда ведь? Ой,
мама, — Наташа вдруг засмеялась, — а ты ведь теперь
бабушка, представляешь? В сорок лет! Бабушка, — смеялась Наташа.
— А и правда, —
улыбаясь, Шура выдала новую порцию слез.
— Мама,
ты ведь останешься у нас, пока в отпуске?
— Останусь,
доченька, останусь...
Иллюстратор Anastasiya Glushkova специально для AdMe.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий